Sergei Dovlatov Way
М. Серман
Выставка в «Англетерре» представляет собой коллекцию изображений Сергея Довлатова, которые накопились в моем фотоархиве за время нашего знакомства, и несколько видов Нью-Йорка 80-х годов.
Знакомы с Довлатовым мы были еще в Ленинграде, но не слишком близко. Тем не менее, когда я приехал в 1980 году в Нью-Йорк и претерпевал все изначальные эмигрантские лишения, Сергей поселил меня к себе в квартиру и устроил на работу в газету, где он был главным редактором. После приезда в Нью-Йорк моей семьи, Сергей нашел нам квартиру рядом с собой и няньку для нашей полуторогодовалой дочки. Так мы стали соседями с Довлатовыми, которые жили от нас через квартал, вернее через стоянку популярного супермаркета «Волдбаумс», на улице под названием 63-й драйв. В 2014 году эту улицу переименовали в Sergei Dovlatov Way.
Соседство с Довлатовым давало нам очень «определенные бенефиты», как мы потом выучились говорить. Почти каждое утро Сергей, который прогуливал собаку (Глашу, а потом Яшку) подходил к нашему окну на высоком первом этаже и затевал разговор, что всегда было интересно, или передавал рукопись нового рассказа на прочтение, что было совсем замечательно, или газету со своей статьей, или приносил в подарок новую книгу с надписью. Одна из надписей: «Серманам на предмет дальнейшего преклонения» – ему казалось, что мы его слишком высоко ценим, как писателя и человека. Кроме того он мог по пути домой из магазина Мони и Миши, описанного у него же, принести нам пирог с маком или какую-то дорогую, по нашим тогдашним меркам колбасу, или еще что-то, и устроить неожиданный праздник для взрослых и детей – у нас их было двое и они «дядю Сережу» обожали. Но главным в такие минуты были его незабываемые монологи-рассказы, которые можно было слушать, бросив и забыв все свои дела. Эти монологи, как мне стало понятно много позже, были важны и для самого Сергея - он в этих своих «соло» обкатывал элементы будущих рассказов, проверяя что работает, а что нет. И задним числом я теперь могу оценить доверие, оказанное нам тогда – невысказанное приглашение к участию в творческом процессе.
Мы много лет жили рядом, и большинство фотографий было снято у Довлатовых в квартире, в соседнем сквере, на крыше его дома. Мне, после моего опыта съемок на крыше Эрмитажа, всегда нравилось забираться высоко, даже для съемок портретов.
В один прекрасный день Сергей позвонил мне и сказал: «У меня выходит сборник «Наши», и мне срочно надо снять для него обложку – я все уже приготовил, только надо прийти и снять». Когда я пришел к нему домой, то увидел, что декорация, как это называют в кино, а в фотографии – фон - им уже приготовлены. Он поставил все писательские атрибуты – пишущую машинку, диктофон, стопку книг, стакан с авторучками и карандашами на кухонный стол, повесил на стену над столом фотографии героев книги – членов семьи (наших) и пустую раму, в которую он намеревался вклеить название книги. Интересно подметить, что тогда Сергей, который был прекрасным рисовальщиком и опытным графиком, делал обложки сам, своими руками.
Все вышеперечисленные предметы или, как говорят в кино реквизит, Сергей метафорически расположил у себя на кухне. Я не знаю осознавал ли он или нет, что мы снимаем его «писательскую кухню», или просто, в тот момент это было единственное свободное от семьи место. В постановке фона были соблюдены правила классицизма, которые вообще были близки Довлатову–писателю. Перед
нами была триединая картина мира: С. Довлатов-писатель в окружении семьи и на фоне орудий труда. Очень довольный результатами своего труда, Сергей наотрез отказывался переносить съемку в комнату посвободнее. Для меня же сложность заключалась в том, что расстояние между Сергеем и противоположной стеной, где должен был поместиться я с камерой, было меньше двух метров. Пришлось поставить широкоугольный объектив, а камеру придвинуть вплотную к стене. Я опасался, что широкоугольный объектив даст искажения, но другого выхода не было. Вспышку я направил в потолок (больше было некуда) и она, конечно хоть и слабо, но забликовала в масляной краске стены прямо посередине кадра, но увидели мы это потом, после того, как пленка была проявлена и сделаны контрольки.
В последний момент перед съемкой мне показалось, что в углу слишком пусто, и я повесил туда плащ Сергея с шарфом. «Подпись под фотографией: Пен клуб преподнес недавно приехавшему русскому эмигранту-писателю Довлатову пальто Фолкнера и шарф Хэмингуэя» - голосом диктора БиБиСи А.М. Гольдберга произнес Сергей. Снимал я с автоспуском, не видя изображения – на глаз, но, к счастью глаз не подвел. «Наши» вышли с обложкой, на которой весь кадр был целиком использован, а блик от вспышки как раз пришелся на корешок, куда Сергей поместил название и фамилию автора (свою), и таким образом все встало на свои места.
Однажды Сергей позвонил и попросил меня снять фотографии про запас, которые бы он мог периодически отдавать в издательства. Так была снята серия в полосатом пуловере. Там есть все – сидящий Довлатов, стоящий Довлатов, Довлатов с Глашей, Довлатов с попугайчиками, Довлатов в фас, в профиль, улыбающийся, сердитый, безразличный, уходящий, приходящий и так далее. Он любил сниматься – это была игра, в которую он с удовольствием включался, с легкостью меняя выражение лица, настроение и позы. Правда, когда съемка продолжалась слишком долго, и Сергей уставал, недовольное выражение на снимке становилось естественным, а не сыгранным.
Иногда мы с ним работали на улице – в частности, для английского издания «Компромисса» я снимал его в небольшом сквере напротив нашего дома. Там обычно играли дети, наши и соседские, называя его громким именем «Парк». Этот «Парк» был обнесен такой сеткой, которая в Америке называется chicken fence, и вне фокуса она выглядела как лагерная решетка. Мне казалось, что сочетание решетки с полувоенным кителем Довлатова должно было вызвать у зрителя ассоциации с его прошлым - службой в тюремной охране, на которую он часто ссылался и о которой написал «Зону», и с жизнью за железным занавесом вообще. Видимо, атмосфера зимнего скверика с решеткой, деревьями без листьев, и ощущение грубоватой, почти форменной одежды сработало и для Сергея – это была его любимая фотография, из сделанных мною.
На улице была снята и фотография с маленьким Колей на саночках. Снег в Нью-Йорке – это совсем особая история. С конца ноября все нью-йоркские радио- и телевизионные станции живут в ожидании надвигающейся катастрофы. Эта катастрофа – не ураган, не террористический акт, а все тот же нам хорошо знакомый снег. В ожидании снега заранее останавливаются поезда метро и автобусы, закрываются школы – к восторгу детей и ужасу родителей, которым все же надо идти на работу. При этом, в штате Индиана, где климат такой, примерно, как в Рязани, ничего не закрывается, все работает, и школьный автобус приходит за детьми по расписанию.
И вот такое катастрофическое событие – снегопад – произошло почти бесснежной зимой 1983 года. Коле Довлатову тогда уже исполнилось два года и ему еще заранее, летом были куплены санки, которые почти всю зиму простояли без дела. Моя младшая дочь Лизочка, пяти лет отроду, пыталась в ответ на Колины просьбы катать его по полу у них в квартире, но Нора Сергеевна, Лена и даже либеральный Сергей этому противились, ссылаясь на скандальных соседей ниже этажом. «Это не люди,» - сказала тогда Нора Сергеевна, – «это - свора бешеных собак! Они нас всех засудят». Старая собака Глаша, которая все понимала, по-видимому представила себе бешеных собак в судейских мантиях, терзающих ее семью, и зарычала. Коля сначала сделал лицо, предвещающее плач, а потом и заплакал, и тогда ему было торжественно обещано, в присутствии Лизочки, что как только выпадет первый снег, он будет первым на 108-й улице (так эмигранты называли микрорайон, где мы жили) кататься на санках.
И вот выпал снег. Он шел долго, таял, потом пошел погуще, лег на черный асфальт, сильно украсив наш безликий кирпичный микрорайон. Кроме того, снег приглушил постоянный, непрекращающийся шум от проезжающих машин, от мусорки, которая грохотала, как танк под нашим окном, да и просто от людей, которые почему-то любили громко поговорить, стоя именно под нашими окнами. Но снег все переменил. Машины перестали ездить, мусорщики или как в Америке их называют «sanitation engineers» взяли «снежный день», а просто люди сидели дома и смотрели, как идет снег, а значит не стояли и не кричали под нашими окнами. И в этой благословенной, относительной тишине раздался радостный крик нашей Лизочки: «Папа, папа, посмотри – дядя Сережа везет Колю на санках!» Я выглянул в окно и мне стало ясно, что пропустить такой кадр будет преступлением, схватил камеру и выбежал на улицу. Было как-то темновато, у меня в камеру был заряжен малочувствительный Кодахром 65, поэтому я снимал объективом с диафрагмой 1.2, который дает мягкое изображение. Оказалось, что все было правильно и хорошо, все встало на свои места. Фотография получилась, и тридцать с лишним лет спустя, когда она была впервые выставлена, Лев Поляков, которого Иван Толстой назвал «леопардом от фотографии», сказал мне: «Старик – это гениальная работа!»
***
Юбилейная выставка фотографий Сергея Довлатова дала мне возможность вместе со всеми вспомнить любимого писателя, и поблагодарить человека, которому я обязан очень многим.